Они ехали долго в ночной тишине
По широкой израильской степи.
Вдруг вдали у реки засверкали штыки,
Это были арабские цепи.
И бесплатно отряд поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва.
И боец молодой вдруг поник головой -
Рабиновича ранило в спину.
Он упал между ног вороного коня
И раскрыл свои карие очи:
"Ти конек вороной, передай дорогой
Что я умер, но умер не очень"
***
Вперёд, друзья, вперёд - пора настала,
Канун исхода празднует народ -
Еврейское казачество восстало,
В Биробиджане был переворот.
В казачий круг сошлись мы втихомолку,
Блюдя законы всех великих смут.
Прикрыли мы папахами ермолки,
И к сёдлам приторочили Талмуд.
Никто не шёл на должность атамана,
Ведь атаман поскачет первым в бой.
Потом избрали Лёву Пейзермана,
Он взял за это денег - Боже ж мой!
А есаулом выбрали мы Каца,
За твердость духа и огромный нос.
Он в знамя нам не разрешал сморкаться
И отвечать вопросом на вопрос.
Вот грянул бой! - А что мы можем сделать?
Кругом враги... А вдруг они сильней?
Свои ряды мы развернули смело
И вороных пришпорили коней!
Мы мчались в тыл, как полем чёрный вихрь,
Решив, что смерть не люба казаку.
Как развевались пейсы наши лихо,
Сплетаясь с гривой конской на скаку!
Наш атаман догнал нас на кобыле:
"Я умоляю в бой вернуться вас!" -
А кони были в перхоти и в мыле,
И казаки не слухали приказ.
Тут вышел Кац. - "Шолом, браты казаки!
Кто в бой пойдёть - представлю к орденам!
А тот, кто откупился от атаки,
Тот подвозить снаряды будет нам!"
Мы не сдались на уговоры эти.
Там пулемет, а кто у нас герой?
Наш Рабинович скрылся в лазарете,
Сказав, что ранен прямо в геморрой.
На нас врагов надвинулась лавина,
Ряды штыков, огня свинцовый шквал,
Мы защищали нашего раввина,
Он бойко нам патроны продавал.
Но враг силён - и были мы разбиты,
Едва успевши распродать обоз.
Мы записались все в антисемиты,
Так был решен еврейский наш вопрос.
